ИНТЕРВЬЮ Как собирают информацию о нарушениях в Украине
Матильда Богнер – глава Мониторинговой миссии Управления ООН по правам человека (УВКПЧ) и юрист с многолетним стажем. На днях она вернулась из поездки по Черниговской и Киевской областям Украины, в ходе которой она посетила 14 городов, переживших российскую оккупацию. В интервью нашим коллегам из УВКПЧ Богнер поделилась мнением о том, совершались ли в Украине военные преступления.
Что Вы можете сказать о войне в Украине, если сравнивать ее с конфликтами, которые вы наблюдали в других странах?
МБ: Я бы сказала, что интенсивность этого конфликта значительно выше, чем многих других. Но их всех сближает одно – страдания мирного населения.
Может ли информация, которую собирает Мониторинговая миссия, быть использована в качестве свидетельства нарушений прав человека и военных преступлений?
МБ: Мы беседуем с пострадавшими. Мы беседуем с очевидцами. Мы стараемся выезжать, чтобы осматривать места возможных преступлений. При этом мы также используем множество других источников. Мы используем информацию, которая находится в открытом доступе, например, видеокадры или фотографии. Мы также получаем информацию от партнеров и от правительств.
Можете ли Вы рассказать об основных нарушениях, совершенных в Украине?
МБ: В начале мы наблюдали случаи применения взрывного оружия в густонаселенных районах, что приводило к массовым жертвам среди мирного населения, а также разрушению и повреждению гражданской инфраструктуры. А позднее мы стали также документировать незаконные убийства, включая внесудебные казни. Мы задокументировали случаи сексуального насилия в условиях конфликта, принудительные исчезновения, пытки и жестокое обращение.
Например, мы обнаружили, что большинство жертв насильственных исчезновений, к которым причастны, согласно сообщениям, российские вооруженные силы, – это действующие или бывшие общественные деятели, представители местных властей или их родственники, а также правозащитники, активисты гражданского общества, журналисты, религиозные деятели и отставные военнослужащие сил Украины.
Фото ООН/Е. ДебебеГенеральный секретарь ООН в Ирпене
Мы также задокументировали случаи насильственных исчезновений, к которым причастны, согласно сообщениям, правоохранительные учреждения Украины: жертвами в этих случаях обычно становились подозреваемые в сотрудничестве с Российской Федерацией.
Если ли среди этих нарушений те, что сложно доказать?
МБ: Конечно, если мы говорим о сексуальном насилии в условиях конфликта, то это одна из сложных областей, поскольку и жертвы, и очевидцы часто отказываются открыто давать показания. Жертвы таких преступлений зачастую подвергаются стигматизации. Это встречается в любом обществе.
Мы обязаны с уважением относиться к пожеланиям пострадавших и свидетелей. Если они отказываются давать показания, может быть им будет легче сделать это через год или даже несколько лет. Но очень важно в нашем подходе учитывать интересы пострадавших – мы с уважением относимся к их позиции и не хотим, чтобы они подвергались стигматизации.
Недавно вы вернулись из поездки по 14 городам Киевской и Черниговской областей, которые были оккупированы вооруженными силами РФ. Вы общались с местными жителями, пережившими оккупацию. О чем они вам рассказывали?
МБ: На прошлой неделе я посетила городок к северу от Киева. Я встретилась там со многими пострадавшими и очевидцами. К сожалению, отыскать таких людей было очень легко… Например, мы встретились с мужчиной, который живет один – жена и дети эвакуировались. Он готовил еду для себя и соседей – так было легче: в городе не было электричества, и люди собирались вместе и разжигали костер. Однажды к ним подошли российские военнослужащие и попросили пройти с ними для проверки телефонов. Им не понравилось что-то в телефоне одного из мужчин, и они его и застрелили. Наш собеседник слышал выстрел, а позднее похоронил обнаруженное им тело убитого соседа.
© Фото М.ПрисяжникМассовое захоронение в Буче, Украина
Насколько эти частные истории влияют на ваше решение о дальнейшем ходе расследования?
МБ: Когда мы видим общую тенденцию нарушений, мы стараемся сосредоточить на ней внимание, чтобы понять масштабы явления и его последствия для пострадавших.
Естественно, мы стремимся задокументировать любое нарушение, но очень важно выявлять общие тенденции, чтобы предлагать меры по предотвращению их в будущем, а также определяться с необходимыми механизмами привлечения виновных к ответственности.
Какие события, какую деятельность или какие действия можно квалифицировать как военное преступление? Какую методологию вы используете?
МБ: Последнее слово о том, имело ли место военное преступление, – за судом, наделенным соответствующими полномочиями. Со своей стороны, мы делаем выводы, при наличии «соответствующих разумных оснований предположить» – это стандарт.
© Мариан ПрысяжнюкБуча – Когда-то тихий спальный пригород Киева.
Опираясь на проверенную информацию, обычный рассудительный наблюдатель может иметь все основания предположить, что факты действительно имели место быть, соответствуют описанию и подпадают под критерии нарушения.
Необходимо разобраться с каждым конкретным инцидентом. Мы смотрим, располагается ли рядом военный объект, который мог быть легитимной военной целью, и предназначалось ли использованное оружие для его поражения. Был ли принят во внимание тот факт, что поблизости находились гражданские лица, которым мог быть причинен ущерб. Мы изучаем эти детали, а также степень нанесенного ущерба.
Как бы Вы квалифицировали то, что Вам на сегодняшний день удалось увидеть в Украине?
МБ: Большая часть разрушений, подавляющее число случаев разрушения гражданских объектов, а также убийства и ранения гражданских лиц стали результатом широкого применения взрывного оружия в населенных районах. Не каждый такой случай является нарушением международного гуманитарного права и квалифицируется как военное преступление. Но масштабы разрушений и гибели мирных жителей свидетельствуют о военных преступлениях, в том числе связанных с неизбирательным применением оружия.
Мониторинговая миссия находится в стране с 2014 года, чтобы отслеживать нарушения и сообщать о них, а также способствовать улучшению ситуации с правами человека в Украине. Что изменилось в вашей работе с началом войны?
МБ: С 24 февраля наша работа в значительной степени изменилась. Нам пришлось переориентироваться, чтобы сосредоточить внимание исключительно на проблемах, связанных с конфликтом. Кроме того, нам пришлось переселять свой персонал из мест, где им грозила опасность, в более безопасные районы. Масштабы нарушений серьезно возросли, так что мы работаем сегодня на пределе наших возможностей.
© Саид ИсмагиловРазрушенное жилое здание в Буче, Украина.
С какими еще трудностями вам приходится сталкиваться в своей работе?
МБ: Доступ к различным частям страны сегодня ограничен, особенно там, где идут интенсивные боевые действия. А это значит, что нам приходится осуществлять мониторинг на расстоянии. Мы вынуждены полагаться на связи, которыми мы обзавелись за годы работы в Украине. Но иногда из-за технических трудностей мы не можем связаться с той или иной областью и получить информацию оттуда.
Налажено ли сотрудничество с властями Украины?
МБ: Естественно, мы поддерживаем постоянный диалог с украинскими властями. На прошлой неделе я встретилась с представителями Генпрокурора и других правоохранительных органов. Мы обсудили имеющуюся информацию. Они поделились с нами своей информацией, чтобы мы могли планировать дальнейшую работу.
